- Какой-то пиздец, а не город, - сказал Рохо, пребывая в крайне плохом расположении духа.
Они сидели в старом пикапе Лолы-Джейн. Девчонка курила уже пятую сигарету подряд. Не то чтобы Рохо считал, но, все же, считал. Это помогало справится с внезапным приступом клаустрофобии.

Последний месяц, а по ощущениям целый год, отпускал Рохо очень долго и не охотно. Вытекал из его опустевшей головы как грязная вода, оставляя после себя всеобъемлющую тяжесть. Рохо помнил, как оказался в психушке. Помнил эти обшарпанные стены, непривычный воздух северного штата, даже первый укол помнил, неожиданный. Потом помнил только сны, если это можно было назвать снами. Помнил еду, приступы рвоты, помнил дни, когда сидел на кресле не в силах пошевелиться, хотя сердце билось как бешенное в приступе бессмысленной тревоги. А между всем этим были только тени и образы, которые Рохо не хотел вспоминать. Все равно он знал, что там было.

Но его спасли. Вытащили из психушки буквально за ноги и Рохо, не узнавший своих спасителей сперва, не отбивался только потому, что не мог. Это только потом Анжело возник в его поле зрении и улыбнулся. Это лицо Рохо помнил, особенно эту улыбку, наполовину состоящую из золотых зубов. Это Рохо выбил ему зубы, так они и сработались.

Его парни, хотя Рохо ненавидел их так называть, все же приехали за ним. Слишком южные для этого места, богатые и вооруженные до зубов, в том числе и килограммами дури. Эти «парни», в количестве пятнадцати человек, были целой маленькой армией, состоящей из тех, кто выжил. Они много дел провернули вместе, но о доверии речи не шло. «Его парни» спасли его, потому что им что-то было нужно, а не из дружеских отношений. Рохо видел это, он слышал, как всех забавляло его состояние. Нужно было быстро приходить в себя. Очень быстро.

И не дать им понять, что тело стало как заржавевший механизм. Рохо уже на второй день, почти перестав блевать желчью, вернулся к своим рутинным тренировкам, вынуждая тело функционировать, со злостью пытаясь привести его в норму. Он не узнавал свои руки, исколотые до гематом, но ведь это просто мясо. Мясо должно работать, и в самое раннее утро он гнал себя на пробежку.

Но это ладно, ему уже приходилось восстанавливаться после ранений и травм. Мозгу досталось еще больше. И так не самая крепкая часть его организма теперь совсем вышла из-под контроля.
Рохо видел. Рохо слышал. И не показывал виду, чтобы Анжело и остальные не заметили, что он смотрит на тени не так, как обычно и обходит пустые места будто там что-то есть. Анжело и так периодически смотрел на Рохо тем взглядом, которым оглядывают старое оружие, прикидывая, стоит ли оно хлопот или дешевле пустить в утиль.

Что бы свои же не сожрали нужно соответствовать. Нужно быть сильным, решительным и злым. Сальвадор делал для этого все.

А впереди был переход через горы и границу. Канада должна была стать началом новой жизни, дать возможности. Но Лола-Джейн, злая маленькая метиска, говорила, что переход будет тяжелым и Рохо не видел причин ей не верить. У суки был тяжелый злой взгляд, и она неплохо пнула Анжело в коленку, что давало ей пару очков.

А еще болезнь. Что бы это ни было, оно косило мексиканцев. Может быть климат, а может быть местная дешёвая дурь, но громкие и наглые отморозки превращались в унылых сопливых ублюдков, у которых приходилось отбирать алкоголь и наркоту. Рохо, который в своей жизни болел разве что острым приступом аллергии на свинец, не понимал, что происходит. Местные болели тоже, и кашель, звенящий в их местном перевалочном пункте, навевал тревожное предчувствие.

Анжело не болел, и еще один парень, Хуанито, держался. Лола-Джейн была последней проводницей через горы что не слегла, и чтобы наконец-то уйти в Канаду, пришлось договариваться с ней. И теперь Рохо, Лола-Джейн и Хуанито сидели в пикапе на окраине городка Таунсенд. Хуанито смотрел на телефоне порно со скучающим выражением лица, Лола-Джейн нервно курила, Рохо пытался понять, почему на улицах не было людей и все закрыто. Город казался больным и пустынным, и сгущающиеся сумерки не шли ему на пользу. Что вообще они тут забыли?

Ах, да. Брат Лолы-Джейн. Рохо видел по лицу суки, что дело серьезно, она злилась и спешила. Это был их договор: Рохо помогает найти мелкого засранца, а она ведет их через горы. В Канаду. Рохо очень нужно было в ебучую Канаду.

Однако он считал, что успеха в их мероприятии не будет. Дети маленькие, прятать их трупы было очень удобно.

- Нам нужно переночевать, - сказал Рохо. - Завтра продолжим.

Никого не бьем, никакого насилия, конечно. Если бы взглядом можно было причинять вред – Рохо бы уже просверлил Лоле-Джейн ее маленькую черепушку насквозь. И ничего не ответил на ее слова, потому что что тут скажешь. Она очень хотела вернуть брата, или сына, или кто там он ей еще, и Рохо не мог обещать, что не стукнет кого-нибудь в процессе. Или что она не передумает кого-нибудь стукнуть. Иногда дерьмо становится таким серьезным, и планировать можно все что угодно, но потом, как всегда, все кричат, всё в крови и кого-то тошнит в углу. Рохо проходил это уже столько раз.

- В ебучих штатах нет нормальных телок, - Пожаловался Хуанито, искренне обиженный выходкой Лолы-Джейн, - У всех плоские жопы и дурной характер.
Рохо на это не ответил тоже. Хотя, в целом, с этим было сложно спорить.

Ночь была долгой, особенно, потому что Рохо не спал. Лола-Джейн тоже долго просто неподвижно сидела на своем сиденье, пока не засопела, спокойно и глубоко. Хуанито свернулся на заднем сидении и тоже не подавал признаки жизни, но, насколько Рохо его знал, ублюдок дремал.
За ночь мимо них проехала только одна машина, пронеслась очень быстро и скрылась вдали. В остальном было тихо, насколько вообще возможна тишина в такой глубинке. Тут звенели насекомые, пару раз прошуршали чьи-то невидимые во тьме крылья. Где-то в городе завыла собака, тоскливо и протяжно. Где-то в пыльном здании заправки кто-то негромко, но очень долго скребся в закрытую дверь. Густые тени тянули руки к их пикапу и дыхание Лолы-Джейн оседало изнутри их лобового стекла прозрачными каплями росы.

Возможно, он все же заснул на мгновение, потому что не заметил, когда тьма стала сменяться предрассветными сумерками. Девчонка проснулась, завошкалась, шурша одеждой, но Рохо оставался неподвижным, не подавая вида что не спит. Лола-Джейн очень тихо открыла дверь, шагнула в утреннюю прохладу и пошла куда-то целеустремленной походкой человека, которого ведет мочевой пузырь.
Меньше, чем через минуту Хуанито бесшумно выскользнул наружу. Захрустел гравий под его тяжелыми ботинками. Он определенно направился в ту же сторону что и Лола-Джейн, хотя мог просто как обычно обоссать их колесо машины.

Вот ублюдок.

Рохо скрипнул зубами и потер лицо, рассматривая пустую дорогу. Не его проблема, но... Хуанито имел право развлекаться как ему хотелось, но Лола-Джейн была нужна. Она должна была перевести их через горы. Рохо побарабанил пальцами по обшивки двери и вылез на улицу, пошел следом, двадцать ярдов за железнодорожные пути, к накрытым брезентами стогам сена.
По пути он обогнул совершенно пустой участок поля, будто кто-то, кого видит только он, стоял у него на пути.

Многие говорили что у Хуанито хуй вместо мозга. Это было не совсем правда, он бы иначе не дожил до своих тридцати лет, если бы все-таки не умел думать. Нет, думать он умел, просто очень часто он думал только об одном.

Он думал, что не плохо было бы в это холодное утро погреть свой член в живой женщине. Лоле-Джейн просто не повезло быть здесь и сейчас, и не повезло обидеть его вечером. У Хуанито был пистолет и эрекция, и большего ему и не нужно было.
-Время ебаться, сученька, - Хуанито действовал очень просто, даже не стал дожидаться, когда девчонка натянет обратно трусы и штаны. Так даже было проще, - Давай, тебе понравится.

Он тут же подошел, но помня, как недавно Лола-Джейн лягнула Анжело, не стал тратить время, а просто толкнул ее одной рукой, второй уже растягивая и снимая с себя ремень, чтобы завязать ей руки. Такие постоянно пытаются сперва сопротивляться, Хуанито имел большой опыт в подобных романтичных свиданиях на задворках и туалетах.

Камни в лицо для Хуанито это почти что флирт. Это сильный ублюдок, боевой, если бы не эти его желания при любой возможности уткнуться носом в порнушку на телефоне и сование члена куда ни попадя, из него, возможно, и вышел бы толк. А так, Рохо не сильно надеется на Хуанито. Какая-нибудь очередная девчонка под ним, однажды, пырнет его ножом. Возможно, даже и Лола-Джейн.
Но нет, когда Рохо находит их, не в последнюю очередь по злому голосу Лолы-Джейн, Хуанито все еще целый. Наверное, это хорошо, но Рохо злится. Ему опять приходится учить других жизни. Он ненавидит все эти воспитательные процессы.

Его парни, и Рохо готов выблевать себе все внутренности чтобы больше никогда не произносить это словосочетание, были тем еще мусором. Их преимущество – в умении выживать и убивать других, их лучшее качество – слушаться. Анжело считал, что у них собралась неплохая команда, Рохо с ним не спорил, но только потому, что не хотел марать руки касаясь этой темы. Он вообще не подходил на роль лидера и лидером он не был. Он был тем, кто идет впереди, потому что остальные почему-то считают выгодным следовать за ним. Ну да. Широкие плечи Рохо неплохо служили живым щитом.
Пока что живым. Но они его доконают.

Хуанито ловко прижимает девушку к щебенке, скалится азартно, второй рукой раздвигая ей ноги и даже не замечает, как Рохо подходит совсем близко.

- Доброе блять, - говорит Рохо и отвешивает такого пинка Хуанито в живот, что тот отлетает на метр в сторону. - Утро. Уебок.

Нет, Хуанито не тот, к кому можно поворачиваться спиной, Рохо в этом уверяется все больше, глядя как парень корчится на земле. Вообще, он был готов поворачиваться спиной только к отцу. И чем все это кончилось?

- Цела? – Мимоходом спрашивает Рохо у Лолы-Джейн, оглядывая совершенно пустым взглядом. Ее длинные ноги и то, что выше, его явно не интересовало, он искал кровь и повреждения. И тут же отвернулся, не найдя ничего.

- Да чо ей будет, - хрипит Хуанито и хрюкает от боли и текущих слез.

Рохо встает между ними, чтобы успеть поймать девчонку если та решит выпотрошить Хуанито. Они тут не для этого, у них договор.

-Увижу твой член – отрежу, - говорит Рохо и Хуанито тут же сует руки к ширинке на случай, если там что-то торчит. Знает, что босс не шутит на темы отрезанных членов. - А ты, - Рохо поворачивается к Лоле-Джейн. - Держи нож поближе в следующий раз.

Да, он не очень контролировал своих людей. Рохо вообще считал, что слово «контроль» не очень подходит всему тому, чем он занимался всю жизнь. Это только на словах они «организованная преступность» а на деле у собачьей своры и то более надежно выстроенные отношения.
Нет, конечно, там где-то были люди что пришли в преступность из полиции или армии. Вот они были про дисциплину и про субординацию и очень удивлялись, когда им стреляли в затылок или мешали в выпивку убойное количество дури, так, по приколу. Люди Рохо были уличной шпаной, выросшей в конкуренции и агрессии, они были придурками, сволочами и эгоистами, и каждый из них знал: если не отхватишь кусок сейчас сам, следующего раза может не быть. Даже если это просто кусок пизды.

Но Рохо не спорил, просто дал Лоле-Джейн выговорится, наблюдая за гвоздем в ее руке. В целом, он мог бы и не вмешиваться, судя по длине и ржавости ее оружия. Неплохо, что уж сказать, такой в шею или в ухо, да и в другие части тела, впрочем, тоже неплохо отрезвляет самых пылких любовников.

- И че, ты позволишь какой-то пизде говорить с тобой так? - Подает голос Хуанито, кряхтя поднимаясь с земли.

Нет, это все не про контроль. Рохо просто пользуется их энергией, направляя ее, как дуло пистолета, в нужную сторону и получает результат. Когда они воюют не туда – он бьет их по голове. Вот и все.
Иногда собаку надо спускать с поводка, говорил Хавьер. Всем нужно иногда просто выбеситься. Напиться, подраться, изнасиловать какую-нибудь девчонку. Хотя почему-то Рохо с поводка он никогда не спускал.

- Иди-ка сюда, - Рохо разворачивается на пятках и резко шагает к Хуанито. Тот путается в ногах, падает на задницу и пытается отползти по гравию. Помнит, ублюдок. Это хорошо, что помнит. Рохо ставит ногу ему на грудь и прижимает, нависает, опираясь на Хуанито почти всем своим весом. - Где ты должен держать свой хер?

- В штанах, - сопит Хуанито, и старается не смотреть Рохо в глаза. Нет в нем вины, это очень ясно видно. Он не считает, что сделал что-то не так, он просто раздосадован что попался.

- А свою пасть?

- Закрытой, - отвечает Хуанито и Рохо отпускает его. Мексиканец тут же вскакивает на ноги и тихо ругаясь отходит, вытаскивая из кармана телефон. Наверняка доложит все это Анжело.

Рохо возвращается к заправке. Горы на горизонте розовые от восхода и ужасно что-то напоминают, но Рохо не понимает что. Лола-Джейн у пикапа яростно курит и что-то тоже пишет в телефоне. У Рохо нет смартфона, только кнопочная звонилка и писать ему там нечего, так что он обходит заправку, по пути обоссав угол здания.

Странно что закрыто, вывеска гласит что заправка работает двадцать четыре на семь. Но машин нет и все тихо, и Рохо это не нравится. Он заходит к черной двери, совершенно не рассчитывая, что она открыта, толкает ее и дверь неожиданно поддается, уходит из-под его пальцев. Рохо оглядывается по сторонам и открывает ее шире, заглядывает вглубь и видит разбросанный мусор и двух людей.

Это началось сразу после того, как он очнулся после лекарств. Или, нет, это началось, когда его впервые обкололи. Бредовые сны, бредовая реальность, и он все еще видел силуэты в тенях, лица и людей, которых здесь не было, которых не могло здесь быть. Он слышал голоса иногда, чувствовал присутствие. И никому никогда не говорил об этом, считая, что оно должно пройти. Просто пройти. Бездна беспамятства, которую он ощущал за своими глазами, должна была рано или поздно исчезнуть.

Но в этот раз мираж был особенно четким. Два человека на полу, один лежит на спине, утопая головой в рассыпанных фантиках и упаковках из-под чипсов, второй тянет руками из живота мертвого розовые кишки, себе в рот, жует с таким аппетитом что Рохо вспоминает что и сам давно не жрал. Мозг тут же подсказывает запахи, теплые и мусорные, отлично подходящие заправке. Рохо кривится и закрывает дверь, стряхивает с себя это бредовое наваждение. На эту хуету нет времени, теперь ему придется постоянно следить, чтобы Лола-Джейн и Хуанито не убили друг друга.

Горы на горизонте розовые, как кишки, вспоминает Рохо, возвращаясь к машине. Хуанито тоже тут, недовольно трет живот.

- Жрать хочу, - жалуется он.

- Эй, Лола-Джейн, надеюсь, у тебя есть план, - без особого энтузиазма говорит Рохо, морщась как от зубной боли. Черт бы побрал эту сделку и бессмысленные поиски, - Или хоть какие-то концы для поиска.

Лола-Джейн не умрет своей смертью, думает Рохо, наблюдая за тем, как она не упускает ни одной возможности ткнуть Хуанито лицом в его собственное дерьмо. Стоит сказать, что язык у мелкой был такой острый что удивительно как она вообще умудрялась держать его за зубами и не резаться. Однако, он убьет ее рано или поздно. Лола-Джейн была молода, Рохо, не особо разбирающийся в возрасте людей, давал ей лет восемнадцать в лучшем случае. И до тридцати такие обычно не доживают, только если не учатся быстро бегать и метко стрелять.

Но пока это было развлекательно. Хуанито злился, но, натыкаясь взглядом на каменную морду Рохо, угрюмо молчал. Писал только в своем смартфоне, наверняка Анжело и тот еще припомнит Рохо защиту мелкой суки, а не своего человека. Придурки, будто бы он вообще когда-либо их защищал.
Нужно в Канаду. Там можно все начать сначала. Подлечить голову, исчезнуть. У Рохо был план, и не смотря на то, что этот план был хрупкий как стекло, Рохо собирался его придерживаться.

В магазине было пусто не только в плане покупателей, но и на самих полках. Рохо тупо посмотрел на пустоту на месте туалетной бумаги, на знак «осторожно мокрый пол» рядом с плохо замытым пятном на кафеле и взял себе энергетик знакомой марки, орешки «по-мексикански» и еще какую-то жестяную банку с консервой, не особо глядя на этикетку. В изобилии еды он чувствовал раздражение, словно наличие выбора добавляло ему работы.
Ему начало казаться что план Лолы-Джейн заключался только в опрашивании людей. Ну что ж, с ее внешностью это действительно работало. Рохо обычно стоило прикладывать больше усилий что бы люди делились с ним информацией. Зачастую было нужно как минимум моток скотча.

В машине выяснилось, что банка консерв была банкой с томатной пастой. Рохо кинул ее на заднее сидение и принялся за свой энергетик, искоса наблюдая за действиями Лолы-Джейн. А посмотреть было на что.
Девушка, не останавливая машину и закусив сигарету, вытерла руки о свой бок и стала раскладывать куски хлеба на приборной панели. Помогая коленями удержать руль, открыла банку арахисовой пасты и яростно вытряхнула ее на бутеры, после чего повторила это с джемом. Матюгнулась, стерла с приборной панели джемовую каплю, облизала пальцы и шлепнула на каждый бутерброд еще по куску хлеба. Рохо откровенно засмотрелся на то, как ловко она справлялась с этим пищевым хаосом и как еда, нагретая солнцем через лобовое стекло, выглядела действительно неплохо. Как бутерброды даже, и он не сразу понял, что один из них она сует ему. Настойчиво так, хмурясь что он не сразу берет, видимо принимая его медлительность за недоверие. Какое уж тут недоверия, он видел все крупинки сигаретного пепла, попавшие в эту еду. Его все это устраивало.
Это было вкусно.

-Анжело не отвечает. Никто не отвечает, - Сказал Хуанито выпрыгивая из кузова, когда они наконец добрались до своего следующего места назначения. Рохо дернул плечом в ответ на это, осмотрел улицу поверх головы Хуанито. Флаттер стрит было практически безлюдным, только в пяти домах от них гудела газонокосилка и ее хозяин как-то неловко толкался вокруг нее, - Убью нахер если они устроили тусу без меня. Еще может и телок пригласили, ух, сука.
Хуанито страдающе закатил глаза от мысли о том, что он мог пропустить вечеринку, а Рохо почувствовал, что тревожность, круглосуточно живущая у него под диафрагмой, стала разрастаться. Большинство болеет, какая нахер вечеринка?

Дом семьи Уитмор располагался поодаль от дороги, за густыми и почти одичавшими кустами шиповника, отвратительно густо цветущими. Запах цветов здесь смешивался с запахом тления листвы, становился неприятно сладким. В кустах у земли что-то зашуршало и мозг тут же подсказал что, наверное, это кошка.
Дверь им открыл, видимо Хэнк. Хотя этому человеку было столько лет что половые различия были практически неуловимы и Рохо предполагал, что перед ним мистер Уитмор только по аккуратному галстуку на резинке под морщинистым подбородком.
- Пастор Гуд? Извините, я не расслышал, – Хэнк поправил огромные очки на носу. Где-то в глубине его дома, откуда пахло пылью, старостью и почему-то гнилью, слышался невнятный глухой голос и монотонный стук, - К нам сегодня пришли какие-то панки и стали топтать гортензии. Молодёжь нынче совсем сумасшедшая. Моя Сабрина так разозлилась, все еще не в себе. Такая темпераментная, ха-ха.
Рохо был готов поспорить что мистер Уитмор подмигнул ему.
- Но пастора Гуда тут нет. Они все уехали на север, так что…- Грохот в доме стал громче, - Прошу простить меня, мне надо успокоить мою жену. И опасайтесь этих детишек, там эти тренды в ток-тике или где, они постоянно творят какую-то херню,- Старик закрыл дверь, но еще были слышны его слова, когда он удалялся в глубь дома, - Подожди, моя красавица, я иду, ну ты и разбушевалась…

-Бля, ебанушка, я надеюсь у тебя есть какие-то идеи что это за «север» куда нас послал этот кусок плесени, - Злобно сказал Хуанито, явно намереваясь развести все это в скандал. Мексиканец посмотрел на Рохо, проверяя его реакцию, ухмыльнулся, - Мы тут только зря время теряем, хер мы найдем выблядка. Блять, да чем так воняет?

Цветами, подумал Рохо и тут же понял. Нет. Кровью. Свернувшейся кровью. Сохнущей на воздухе печенью. Внутренностями и говном из кишок.
Что-то снова зашуршало в кустах и вместо кошки из-под них высунулась рука, грязная с обломанными ногтями. Пальцы вцепились в плитку, напряглись, вытаскивая из листвы тело. Огромные мертвые глаза с потеками туши, открытый рот, обрамленный красной помадой и кровью и спутанные светлые волосы, украшенные розовыми опавшими лепестками. Рохо замер, глядя на эту женщину, пытаясь вспомнить видел ли он это лицо раньше. Словно бы видел, среди сотни таких же, но других лиц мертвецов. Часть он убил сам, за всю свою долгую жизнь его личное кладбище разрослось до колоссальных размеров и теперь, после стольких лет, они возвращаются за ним.
Этот призрак исчезнет, как и все остальные и Рохо просто стоял и смотрел как она тянется к нему, тянет руки и скрюченные пальцы и гротескно нежные лепестки цветов сыпятся на землю вместе с хлопьями запекшейся крови.

А, значит ты это тоже видишь, думает Рохо, позволяя Лоле-Джейн тащить себя. У нее удивительно сильная хватка для организма с такими маленькими ладонями.

Ты это тоже видишь, а значит это действительно происходит. Рохо все еще ощущает на коже зубы мертвой женщины. Она не укусила его, только прошлась вскользь, сомкнувшись на штанине. Но даже так Рохо почувствовал какая сила была в ее челюстях. Удивительно большая для мертвечины.
А то, что сука была мертва он был уверен на все сто процентов. Рохо умел отличать живое от мертвого, этого была основа его профессии. И мертвое — это лучшее состояние для любого человека. Но эта женщина вела себя совершенно не подобающе и это бесило настолько, что Рохо подумывал вырваться из хватки Лолы-Джейн и вернуться, провести с подкустовой сукой разъяснительную беседу, а точнее, размотать ее по окрестностям, проверить будет ли она кусаться в таком состоянии. Но эта мысль быстро ускользнула, потому что уже около пикапа стало понятно, что на одной трупячке дело не закончится.

-Отвали, говнюк!- Хуанито был взбешен и взведен. У пикапа его прижал окровавленный мужик в белой рубашке, тот самый что недавно толкался у работающей газонокосилки. Его ноги украшали глубокие порезы и следы травы, оставшиеся видимо после борьбы с техникой. Порезы не кровоточили, откушенная и весящая на лоскуте щека – тоже.

Хуанито, впрочем, удачно отбился, толкнув урода на асфальт, а потом профессионально пнув сверху-вниз, так что бы череп хрустнул об поребрик. Мужчина, к удивлению, не успокоился, засучил руками и ногами по асфальту, совсем не в предсмертной агонии.
- Какая-то хуйня происходит, - Сказал Хуанито и брезгливо отшатнулся от рук уродца. К их машины шли еще двое и на этих двоих было всего три руки и всего одно целое горло.

Какая-то хуйня происходит, говорил Анжело. Рохо, выползший из своего лекарственного опьянения, больше был обеспокоен содержимым своей головы чем новостями из Нью-Йорка. Но даже так он слышал. Теракт, проблемы, зараза или газ. Ему было похуй, он хотел в Канаду. Анжело, конечно, заикнулся что можно было бы сменить план, ведь в Нью-Йорке освободится много пищевых ниш, но кажется и сам не верил в успех этой идеи. Так что тема просто заглохла, а Рохо совершенно не было дела до судьбы мегаполиса. Там у них постоянно какая-то хуйня происходила.
Но теперь в воздухе пахло кровью и гнилью, и у Рохо зудело за глазами от плохого предчувствия.
Уроды приближались, Хуанито матерился и снимал их на телефон. Рохо посмотрел на него, потом на Лолу-Джейн. Может быть, он и был туповат, но в некоторых вещах соображал быстро.

Рохо ударил Хуанито головой об край борта пикапа, а когда мексиканец стал заваливаться, поймал его и, мимоходом свернув шею с аппетитным хрустом, закинул тело в багажник, накидывая брезент. Все быстро, слаженно и с отточенной ловкостью. Хуанито был мертв уже в тот момент как решил бросить их и сбежать к машине, но сейчас даже не успел сообразить, что кровь больше никогда не наполнит его пещеристые тела.

- В машину, быстро, - Кинул он Лоле-Джейн и сам занял пассажирское сиденье, захлопнув дверь прямо перед лицом успевшего подняться с асфальта урода в белой рубашке. Челюсть ублюдка отломалась от удара Хуанито и отвисла, обнажая ряд окровавленных зубов и болтающийся язык, что, впрочем, не помешало ему лезть на капот машины. Рохо отстраненно посмотрел, как язык мазнул по лобовому стеклу, оставляя темный слизистый след и повернулся к Лоле-Джейн, - Так чо…Что там с твоим братом в итоге?

Что там с Хуанито в багажнике? Рохо даже обернулся, чтобы посмотреть, собственно, что там с Хуанито в багажнике. Но там именно то, что и ожидаешь увидеть от человека со сломанной шеей – накрытое брезентом тело, мягко покачивающееся от тех резких автомобильных пируэтов что Лола-Джейн вытворяет, злобно ругаясь.

- Он мертв, - с пуленепробиваемой простотой отвечает Рохо, словно она действительно у него спрашивала.
И затыкается. Потому что по большому счету ему больше нечего сказать

Многие говорили, что у Рохо не было чувства страха. Это не правда, те, у кого напрочь отсутствовало хоть какое-то чувство самосохранения, долго не жили, Рохо же сумел дотянуть до трех десятков. Но все же, его ощущение опасности походило не на чувство, а больше на горящую на приборной панели лампочку. Рохо видел, Рохо знал, что такое страх, эта лампочка редко гасла. Просто за столько лет он отлично научился заклеивать ее изолентой.

Сейчас же игнорировать сигналы было сложно. Что-то происходит, и если Лола-Джейн говорит, что эти люди просили помощи, то Рохо был уверен, что нет, не просили. Он видел, как люди просят помощи. Он знал, как они кричат, даже если у них перерезано горло.

Ветер размазывает по лобовому стеклу капли темной крови что вылилась изо рта того странного ублюдка в рубашке. Они хотели помощи? Рохо почему-то вспоминает заправку и две фигуры в подсобном помещении, розовые петли кишечника, зажатые в зубах. И еще скользнувший по ноге укус. Нет, нет, не помощи. Нет.

Только если все происходящее сейчас это не сон, не мираж. Рохо повертел головой, пытаясь найти какие-то несоответствия реальности, какие-нибудь знаки того, что он на самом деле валяется где-нибудь в какой-нибудь вонючей и липкой луже, но получил только лбом об бардачок, когда Лола-Джейн опять решила кинуть их машину в неконтролируемый полет. Боль была совершенно настоящей.

- Успокойся уже, бля - Рохо потер голову и злобно уставился на Джейн. Может быть, ему нужно было выбрать Хуанито и, наоборот, ее кинуть в багажник? Или как там вообще общаются с людьми в шоковом состоянии, макают в воду?  Но девчонка смотрит мимо него и Рохо поворачивается вслед за ее взглядом.

Этот человек не такой как остальные, он явно живой. И лицо у него перекошено от страха и боли, живые блестящие глаза. Он кажется настоящим, особенно по сравнению с теми, от кого он убегал.
Их много, человек пять. У них открыты рты, блестят за синими губами зубы. Глаза тоже открыты, но они пустые, как у мертвых и там отражается только небо. Мертвые должны лежать и гнить, это было фундаментальное правило, на котором базировалось все существование Рохо. Но эти ребята шли, и, хотя их движения были дергаными и механическими, своей цели они все же достигали.

Рохо хватается за ручку двери, но замирает, понимая, что не успеет, да и спасать какого-то незнакомца себе дороже. Но когда руки толпы хватают мужчину за ноги и тянут Рохо уже знает, что он там увидит и глухо, злобно рычит от брезгливого чувства опасности, тошнотворно подкатывающего к горлу. Раненый мужчина кричит, и кричит долго, потому что человеческие зубы не самое эффективное оружие и рвать живую плоть сложно, и убить быстро ими практически невозможно.

- Ты тоже это видишь? - Спрашивает Рохо и достает пистолет из кобуры.

- Хули творишь?! Нам надо ехать!.. - Шипит Рохо придавленной змеей. Бита, что Лола-Джейн не глядя выхватила из-под, пассажирского сиденья, промелькнула в опасной близости от его скулы.
Какого хера?

Спасать кого-либо не входило в планы Рохо. Каждый сам за себя и бережет свою шкуру, иначе эта самая шкура окажется разорвана на куски. Ты идешь по трупам, по головам, и сбиваешься в стаю только потому, что, если начнут стрелять, есть шанс выжить под прикрытием чужой груди.

Но Лола-Джейн не такая и Рохо не знает, что у нее в голове и зачем ей этот раненый обглодыш, но девчонка взведена до предела, взъерошена и взгляд у нее совершенно безумный, но с той безумностью, которую Рохо очень даже понимает. Она злится. Блять, эта сука просто в ярости!

Выстрел встряхивает нервную систему, а бессильный щелчок пустого барабана вытаскивает Рохо из машины. Нахера стрелять в воздух когда можно во врагов? За такую глупость Лола-Джейн поплатится жизнью и Рохо должно быть все равно. Он просто обойдет машину, сядет за руль и уедет, потому что в порыве злости Лола-Джейн не вытащила ключи из замка зажигания. Вернется на базу и вместе с Анжело они решат, что делать дальше. И не из таких передряг выбирались.

Но вместо этого Рохо идет за Джейн и толкает мужика что пытается ухватить ее за волосы. Тело ублюдка под руками неприятно липкое и твердое и Рохо добавляет ему еще пинок в коленку и та, удивительно легко, ломается в обратную сторону. Думать Рохо об этом некогда, он чудом уворачивается от биты Джейн, подныривая ей под руку, чтобы схватить молодого парня за шиворот и оттянуть от ее бедра. Парень щелкает зубами, на которых блестят брекеты, грязные от застрявших в них кусках мяса и, кажется, человеческих волос. Лола-Джейн бьет очередного противника битой по спине, со всей силы, и Рохо готов поклясться, что этот удар способен выбить из таких хлипких ублюдков весь дух, но стараний Джейн не хватает. Эти овощи, выглядящие как простые жители мелкого городка, держат удар как боксеры и асфальт становится пестрым от брызг крови, но уроды продолжают подниматься на ноги, хрипя очень странно и неестественно, но упорно тянутся к ним.

Рохо прикрывает Лолу-Джейн со спины, вертится вместе с ней в этой странной, уродливой драке. В руке у него пистолет, но он пользуется им как кастетом. Бережёт патроны, у них с Джейн их не так уж много и что-то подсказывает Рохо, что они еще пригодятся. Один из мужчин упал и Рохо пнул его в голову, ломая шею. Это почему-то работает, и противник остается лежать, хотя все еще клацает зубами. Джейн роняет следующего и Рохо тут же пинает его по затылку, вбивая лицо в асфальт. Под тяжелым ботинком влажно чавкает и этот тоже больше не поднимается. Рохо негромко хмыкает, снова уворачивается от биты и бьет в голову упавшего подростка. Значит, им все же можно навредить. Рохо это полностью устраивает.

На старых автомобильных картах - в широком подлокотнике "респондера" есть место для небольшого ноута, и при желании тачку можно превратить в самый настоящий мобильный офис шерифа, разбирайся Чез получше в технике, которая с каждым годом становится все сложнее, и имей на то желание, так что в подлокотнике его автомобиля всякие мелочи и пакет травы, отобранный у Эми еще весной, о котором он напрочь забыл, - Таунсенд лишь крохотная точка посреди Монтаны, Чез еще никогда не забирался так далеко на север, и это даже нелепо: он был на самом краю света, за шесть тысяч миль водной глади, торчал возле сжигаемых арабами нефтяных скважин, а вот о Монтане знает лишь то, что удалось почерпнуть из древних сериалов ночного эфира.
Они добирались почти сутки - пришлось объехать пару крупных населенных пунктов, повторивших судьбу Топики и Этвуда, заночевать в каком-то кемпинге у ручья, еще нетронутом летними туристами, и теперь Чез уже уверен, что он опоздал.
Сколько времени прошло от того момента, как Энола оставила ему сообщение, до того, как он смог зарядить телефон и его прослушать? Несколько часов? День? Больше?
Чез понятия не имеет, проверяет сеть раз за разом, но бывшая жена больше не звонит - он набирает ее номер, наверное, раз пятьдесят, и бестолку, слушает сообщение о том, что телефон выключен или вне зоны действия сети, перемежает с попытками позвонить Лоле-Джейн, но тот же механический голос упрямо сообщает ему, что номер не обслуживается.
Не обслуживается - а другого у Чеза нет, и их последние разговоры с дочерью были изъедены этими невнятными наверняка тяготящими обоих паузами как швейцарский сыр дырами, он никак не мог придумать, что бы ей сказать, спрашивал, планирует ли она куда-то поступать, спрашивал, чем занимается, ищет ли работу, как дела на личном - ничего удивительного, что ей не сразу пришло в голову сообщать ему свой новый номер.
Он пытается вспомнить, когда они говорили по телефону в последний раз - в этом году или все же в прошлом? Кажется, в прошлом. Кажется, прошло куда дольше времени - и все, что у него есть, это название городка - Таунсенд - и нарастающая паника в голосе Энолы, Энолы, которая никогда не паниковала.

Хуже всего то, что они с Эми оба не в форме - ее с гипсом за руль никак не посадишь, а он даже после ночевки в кемпинге чувствует себя не слишком отдохнувшим, так что в Таунсенд они прибывают лишь седьмого: на четвертый день после того, как в Топике все вышло из-под контроля, а следом пал Этвуд.
На первый взгляд, здесь тихо: суббота, у жителей законный выходной, так что пустые улицы вполне можно объяснить этим, как и пару все еще закрытых небольших магазинчиков, мимо которых они проезжают.
Где-то стрекочет газонокосилка, стрекочет и стрекочет, будто оставленная на газоне - Чез опускает стекло "респондера", прислушивается, только хочет предложить Эми найти офис местной полиции, потому что это кажется ему самой разумной отправной точкой, как раздавшийся выстрел - а это совершенно точно выстрел - кладет конец всей этой пасторали.
"Респондер" лихо закладывает разворот - почти полицейский - превращая задними колесами чью-то ухоженную клумбу в произведение авангардиста, пересекает несколько перекрестков, привлекая внимание одинокой старухи в широкой и как-то сбившейся набок соломенной шляпе.
Она дергает разорванной шеей, к которой прилипли седые волосы и сползший с затылка шиньон, поворачивает голову вслед за "респондером", тащится вдогонку в зеркале заднего вида.

Бойня прямо посреди тихой солнечной улочки кажется элементом из какого-то другого фильма, по ошибке затесавшегося в эти пасторальные виды. Чез резко вдавливает тормоз, не глуша полностью мотор открывает дверь:
- Сиди здесь, - роняет для Эми уже снаружи.
Солнце слепит глаза, Чез поднимает беретту, поглаживая пальцем предохранитель. Девушка продолжает исступленно лупить битой по телу у ее ног - четыре дня назад Чез немедленно решил бы, что она психопатка, сейчас он думает, что вполне представляет себе, чем она руководствуется. Влажные, глухие звуки ударов заполняют улицу, скрадывают все остальное - хорошо бы ей перестать, думает Чез.
- Эй! - дает этой парочке впереди взглянуть на себя - рассмотреть и форменную рубашку, и звезду на груди, и "респондер" с опознавательной надписью на двери. - Мэм? Сэр? Остановитесь!
Пока это первые люди, которых они с Эми повстречали в Таунсенде, и Чез делает несколько шагов вперед, не опуская беретту - следит за тем, чтобы никто из этих тел на порядком изгвазданном асфальте не шевельнулся, и заодно за пушкой в руках мужика, который выглядит настоящей проблемой, во всем, начиная от разворота плеч до того, как держит пушку.

Отредактировано Chaz Monroe (18.09.22 11:17:34)

Он все больше мониторит мужика с пушкой - привычка, можно сказать, профессиональная привычка, - потому что совершенно не хочет, чтобы тот начал палить, да еще это солнце - так что когда девушка резко подается вниз, а затем выпрямляется, наставляя на него револьвер, это, черт возьми, сюрприз.
Еще больший сюрприз то, что она спускает курок - Чез видит, как ее палец выжимает скобу, преодолевая сопротивление пружины.
Выстрела не следует - и он тоже не стреляет, опускает беретту, хромает навстречу: теперь-то даже солнце не мешает, и это все, должно быть, выглядит совершенно невозможным, невероятным совпадением, но Чез все равно ее узнает.
Вот такую, встрепанную, по колени в каком-то дерьме, кривящую рот в рыдании - очень похожую на мать и, совсем немного, на него самого, куда старше, чем на тех фотографиях, что у него есть.
Он ее узнает - и не может поверить, не может до конца в это поверить даже когда она вплывает в его раскинутые руки, как будто ей снова семь, а он только что вышел из терминала прилета военной базы, куда не пускают даже родственников, еще пропахший пустыней и оружейной смазкой по самые гланды.
Такая до одури настоящая, совсем взрослая, появившаяся на улице Таунсенда будто чудом.
Чез чувствует, как что-то внутри него разжимается, даже дышать становится легче, пусть даже Лола-Джейн обнимает его, будто собирается раздавить ребра, если ей хватит сил.
Вся эта почти двухдневная тревога после звонка Энолы, беспокойство, которое он как мог скрывал от Эми, досада на самого себя и чувство вины - начался настоящий пиздец, а он не рядом со своим ребенком, - все это прямо тут, между ними, между прижатой к его груди Лолы и револьвером, который она так и не выпустила из рук, на его позвоночнике.

Он едва разбирает, что она говорит сквозь слезы, просто слушает ее голос, выдергивает какие-то отдельные, разрозненные слова, собирающиеся в уже знакомую картину: сожрали, загрызли, что происходит, БЛЯДЬ.
Вот это и происходит, оно самое, но она жива, его дочь жива, и эта мысль крутится в его голове по кругу - Лола жива, Лола жива, лолажива, - вытесняя все остальное, выкидывая на задний план: звуки работающего на холостом ходу двигателя "респондера", пересвист белок в кроне дерева зданием городской библиотеки, основанной Мейми Эйзенхауер, если верить табличке на входе, глухие стоны из-под груды мертвецов на асфальте.
Чез отстраняется, смотрит на залитое слезами лицо дочери, кое-как отводит с мокрых щек липнущие волосы - кое-как, потому что ему тоже мешает пушка, вот так встреча, они как будто в сериале про отважных защитников фронтира.
- Тише, тише, детка, я знаю, знаю, - болтает он какую-то херню - без сомнения, успокаивающую херню, ту самую херню, которую любой отец говорит для своей плачущей дочки, - и снова прижимает ее к себе, неуклюже перетаптываясь с ноги на ногу, потому что, черт возьми, как же у него болит зад, все бедро, от поясницы и до колена. - Ты в порядке? Как ты, принцесса? Не укушена? Не больна? Никаких симптомов?
Конечно, нет, не укушена и не больна - но Чез все равно вертит ее перед собой, оглядывает брызги на куртке, расцарапанные ладони, мокрые красные щеки.
- Мне позвонила твоя мама, оставила сообщение... Ты поменяла номер? Лола, ты поменяла номер и не сказала мне? - но какая разница, действительно, какая разница, если она прямо здесь, стоит прямо перед ним, и Чез на всякий случай еще разок - контрольный - сгребает ее обнять, пока она не вспомнила, что взрослая и крутая. - Поверить не могу, что все же нашел тебя, вот так просто.

Крови было неприятно мало, непривычно. Рохо оглянулся на Лолу-Джейн, пересчитал лежащие на асфальте бездвижные тела и сравнил результаты с изначальными данными. Получалось что уложили всех. Всего пять человек, а Рохо уже почувствовал себя уставшим. Не смертельно, он мог тянуть гораздо больше и дольше, но месяц заключения не дался ему легко, как бы он это не отрицал. А может быть дело было еще и в самих противниках.

Рохо оставил Джейн развлекаться с телом и наклонился к парню с брекетами. Тот еще щелкал зубами, подергивался, размазывая слюну и свернувшиеся куски крови. От него пахло, но не так как Рохо бы хотелось: меньше свежей кровью, меньше железом, больше чем-то кислым, затхлым и болезненным. Словно запах из больничного туалета, подсказал мозг, достав откуда-то неприятные и глубокие воспоминания, царапающие по живому. Рохо тряхнул головой и выпрямился как раз вовремя, чтобы увидеть подъезжающую полицейскую машину.

Рука сама сняла пистолет с предохранителя, минуя участки мозга, принимающие участие в принятии решений. Ничего хорошего не будет сейчас, Рохо был в этом уверен. Выдержка и стальные нервы Лолы-Джейн крошились как старое печенье, она явно была не в состоянии воевать дальше. Рохо же, онемевший до кончиков пальцев и не справляющийся с информацией, последний десяток минут работал на инстинктах и выдержке, и на таком коктейле было далеко не уехать. Сейчас же, подъезжающая полицейская машина заставила задуматься, раскинуть карты. Варианта развития событий было, в целом, два.

В первом варианте Рохо и Джейн говорят с полицейскими и расходятся. Ситуация говно, офицер, надо спасаться, каждый сам за себя. Скорее всего у копов много новой информации о происходящем, но эта информация Рохо особо не была нужна, хватало простого понимания того, что происходит совершенное, беспросветное говно, и тут уже не до деталей.
Во втором варианте… Да, вот именно как делает Лола-Джейн. Они начинают палить в друг друга. С той только разницей, что Джейн потратила свой патрон на стрельбу в господа бога, и теперь ее револьвер бесполезная херня, бессильная погремушка, пригодная только для того, чтобы шериф получил разрешение стрелять в ответ. Рохо успевает даже разозлиться что Лола-Джейн так быстро умирает, похерив все его старания для спасения ее задницы и сделав убийство Хуанито бессмысленным. Но выстрелы так и не звучат. Не стреляет шериф, не стреляет его однорукая напарница (что-то новое, не слишком ли мала для работы в полиции?). Лола-Джейн делает рывок, переходит в ближний бой…

Нет…Они обнимаются. Слово «пап», такое тупое, звучит громко и ясно, а коп гудит в ответ как ласковая бензопила. Рохо трясет головой, пытаясь вытряхнуть чувство нереалистичности происходящего из своего черепа, но голова только звенит в ответ.

Его пистолет все еще не на предохранителе и сейчас отличное время что бы вынести копу мозги. Он выше Лолы-Джейн, девчонку только испачкает, но не заденет, а Рохо получит мертвого копа, что неплохо, и еще один пистолет, что отлично. На груди у отца Джейн блестит звезда и весь мир фокусируется на ней. У Рохо в детстве была коробка этих звезд. Хавьер привозил их ему как сувениры, дарил, ухмыляясь, вкладывая в ладонь. Звезды были тяжелыми, иногда грязными, иногда покорёженными. Маленькая глупость, трофеи. Было бы хорошо добыть еще один.

Взгляд напарницы шерифа, злой и колючий, возвращает Рохо, и он снова трясет головой, оглядывается. К их небольшой группе подтягиваются новые участники, неторопливые в своей изуродованной хищности, но завидно целеустремленные. Рохо хмурится, ставит пистолет на предохранитель и подходит к живым ближе, впрочем, оружие не убирает. Никто из них оружие не убирает.

- Твой отец шериф? - Рохо осматривает незнакомцев очень цепко и мрачно. Его холодный взгляд скользит по гипсу, переходит на бедро папаши, отмечая хромоту. Кажется кому-то не повезло больше чем им с Лолой-Джейн, - Сложно будет объяснить труп в нашем багажнике. Но заканчивайте эту хуйню. Нам надо валить.
«Нам» это Лоле-Джейн и Рохо, конечно же. Эти двое могут на своей машине ехать куда-угодно. Хотя, тут же одернул себя Рохо, глядя на то, как Джейн обнимает шерифа, кажется, никаких «нам» больше нет. Ебаные отцы.

Сюрприз номер раз - Лола-Джейн курит. Судя по тому, как уверенно достает из пачки сигарету, как уверенно сует ее в зубы - начала не вчера в попытках снять стресс. Чез провожает сигарету взглядом, но прямо сейчас шериф в нем берет верх над тревожным отцом: у них есть проблемы и посерьезнее.
Сюрприз номер два - спутник Лолы, к которому Чез преисполняется неприязни заранее, потому что какому бы отцу понравился вот такой мужик рядом с дочкой, говорит, что у них в багажнике труп.
В их багажнике. Чез кидает короткий взгляд за них обоих, на пикап, явно видавший лучшие годы, а затем смотрит на но незнакомца, смотрит оценивающе.
У того какой-то пустой и одновременно хищный взгляд, так мог бы смотреть скорпион, если бы кому-то пришло в голову разглядывать эту тварь внимательно, и Чез думает, почему они вместе - Лола и этот человек, который считает, что они могут уехать вместе.

- Ничего, -  говорит Чез в ответ на смешное оправдание дочери. - Я знаю, что не хотела.
Он гладит ее по голове - коротко, чуть ли не смущенно: она, наверное, слишком взрослая для этой ласки, стоит тут с сигаретой, с револьвером за поясом, только что вбивавшая в асфальт мертвеца, но ему никак не сдержаться.
- Кое-что значит. Больны не только они, мы все больны, - он поворачивает голову туда же, куда смотрят дочь и незнакомый хрен, замечает мертвецов - в среди них ковыляет и та старуха, искусственные цветы на ее шляпе подпрыгивают с каждым неровным шагом в отвратительной пародии на жизнь.
Все это зрелище и есть отвратительная пародия на жизнь, приходит ему в голову.
- Заразиться можно не только через укус, все это начинается как тяжелая простуда, которая убивает носителя, а потом превращает его вот в это, так что держитесь подальше от тех, кто болеет - но даже те, у кого нет симптомов простуды, опасны после смерти, - скороговоркой делится Чез тем, что кажется ему самым главным. - Остановить тех, кто уже мертв, можно, лишь повредив им мозг - но это ты, наверное, уже поняла. Мы с Эми пересеклись с  вирусологом, которая занималась этой темой, у нас ее записи...

Да, точно.
Чез машет рукой, неуклюже разворачиваясь - Эми выглядит чертовски недовольной, взъерошенной, держит в руках пистолет, помогая себе сломанной рукой, и очень, очень решительной: хрена с два она осталась в машине, ну конечно, с чего бы ей его слушать.
- Это Эми, Эми Торнтон. Эми, это Лола-Джейн, Долорес Джейн. Вы, может, даже знакомы, Эми из Этвуда, - Чез пытается прикинуть, могут ли девочки и правда быть знакомы - но, наверное, зря: это для него последние годы мир ограничивался Этвудом по его собственному выбору, а Лола-Джейн покаталась с матерью по стране и ей вряд ли скажет что-то фамилия "Торнтон" или воспоминания о младшей школе окажутся настолько яркими.  - Договорим потом, как встретимся с твоей матерью. Садись в машину, лучше не ждать, пока они заполонят улицу... У тебя сумка? Какие-то вещи? Давай я помогу перекинуть их в мою тачку. Ты же встретила Энолу? Она попросила меня найти тебя, сказала, что ей нужна помощь, упомянула Таунсенд.
У него, конечно, и мысли нет, что у Лолы могут быть свои отношения с этой развалюхой-пикапом - и уж точно он не допускает мысли, что Энолы в Таунсенде нет и что поиски только начинаются.

Отредактировано Chaz Monroe (19.09.22 18:01:53)

Они, конечно же, не были с Лолой-Джейн давними партнерами. Сколько они вообще были знакомы, если подумать, неделю? Очень даже мало. И ничего девчонка ему не должна. Да, обещала, Рохо вон тоже ей обещал, что найдут ее брата. И все еще готов искать, Рохо вообще сложно сбить с намеченной цели и цирк с падалью его совершенно не смущает.

Смущает конечно, но он не позволяет себе думать об этом, хотя позвоночником чувствует приближающуюся мертвечину, и злится, с каждой секундой злится все больше. Потому что Джейн его игнорирует, а шериф смотрит на него тем самым собачьим взглядом полицейского. Рохо не давал себе ложных надежд на тему своего внешнего вида, а такие как шериф учатся быстро судить по обложке. Это иногда самый важный навык для выживания.
Но Рохо молчит и его молчание звучит особенно раздраженно. По тем обрывкам фраз, интонации и мимики что он понимает, начинает складываться интересная картина. Да, внезапная встреча с отцом, Лола- Джейн удивлена, шериф удивлен и рад, одноручка, и Рохо тут внезапно нашел партнера по недовольству, раздражена. Какая удача, какое немыслимое совпадение. Везет же некоторым.

Рохо скрипнул зубами.

Если пнуть шерифа в бедро, то от боли он наверняка не сможет быстро среагировать и есть все шансы оглушить его. Эмми Торнтон начнет стрелять, да только Рохо видел, как она держит пистолет, и с одной рукой шансы попасть у нее будут не большие, а дальше и второй руки у нее не будет. Это безумно и опасно, но именно по таким планам Рохо и привык действовать. Так что десяток секунд, и они с Джейн снова окажутся одни и будут делать то, о чем они договаривались, не меняя планов.

Рохо молчит и слушает, отвлекшись раз только на мягкий живот Джейн, показавшийся, когда она вытиралась майкой. Хавьер бы на это покачал головой, сказал что-нибудь «не учитываешь психологии, придурок». Лола-Джейн за убийство отца сама пустить Рохо пулю в голову и, в отличии от Эмми Торнтон, попадет. Потому что ты не убиваешь чужих отцов, нет- нет, люди любят своих родителей. Хавьер так всегда говорил, говорил, что Рохо обязан его любить. Но на его месте было бы хорошо сперва убедится, что Рохо понимает концепцию любви в принципе.

Информация про болезнь, что вываливает шериф, совершенно точно стоит того, чтобы о ней задуматься. Укусы, значит, как интересно. Значит Джейн совсем не зря оттащила его тогда от цветущего куста. Вовремя так, до того, как зубы трупячки прокусили ему штанину, и кожу, и мышцы… От мысли стать таким же как эти мертвецы Рохо почувствовал странный озноб, пробежавший по телу. Не похожий на страх, не похожий на отвращение. Рохо тряхнул головой и отошел к машине.

Лола-Джейн указала ему на водительское место, и он молча занял его, с некоторым трудом втиснув себя за руль и отодвинув кресло на приемлемое расстояние. Не водил он довольно давно, но разве это так уж сложно? Тут дергаешь, тут крутишь, жмешь педали. Именно это Рохо и сделал, потом подумал пару секунд и сделал все уже в правильном порядке, трогая пикап с места.

- Принцесса, да? Ахуеть как удачно они появились, - Едко сказал Рохо, обгоняя «Респондер» по свежесбитым мертвецам. Звук с которым головы лопались под шинами напоминал аппетитный звук с которым хрустит под ножом спелый арбуз, - Мой тоже постоянно сваливался мне на голову когда я меньше всего ждал.

Рохо поспешно щелкнул зубами и заткнулся. Нет уж, он не будет думать об этом. Лола-Джейн будет доверять своему отцу просто по факту кровного родства, и Эмми Торнтон, скорее всего, тоже. А вот Рохо доверять было совершенно некому - шериф, судя по глазам, уже готов был его выгнать и обострение ситуации это только вопрос времени.