[indent]Пацану восемь лет, он идёт с хот-догом, обернутым в полу-прозрачную бумагу, в руке, сверху щедрая порция кетчупа, двойная, так как горчицу пацан терпеть не может. Идёт прямо по седьмой авеню, той, про которую все кричат: «Бродвей, Бродвей!», но ему вообще побоку – в руках лучший хот-дог в мире, потому что это его отец ему его сделал. На углу с западной сорок пятой у него стоит небольшой фургончик, где он каждому желающему за символические пару баксов делает хот-дог. Местные работники обожают к нему приходить и обсуждать какую-нибудь взрослую хрень, типа курса валют, событий в городе, серьезных, скучных, из новостей. Сейчас парень дойдёт до автобусной остановки, сядет в нужный, обязательно с номером девятьсот четыре А, как учил отец, и будет ехать, пока не увидит огромное здание из красного кирпича с крестом на окне. Парень понятия не имеет, что это за здание. Для него это просто ориентир, такой же, как знак, говорящий о том, что началась Нострэнд авеню.
[indent]Но пока пацан стоит у остановки и ест свой хот-дог, свой охренеть, какой вкусный хот-дог. Кетчуп остается на щеках, все губы им залячканы, но вкусно пиздец, вообще не до эстетики и внешнего вида. Жаль, отец не смог поехать вместе с ним, а то бы вдвоем стояли так и ели эти вкуснейшие хот-доги, обсуждали, как же это круто.
[indent]Пацану остается еще половину съесть, когда компания ребят постарше его окружает. Он сначала и не понял, что это по его душу пришли, а потом один из них отвесил ему такой подзатыльник, что весь кетчуп оказался и в носу, и на лбу, даже в волосы попал, и из светлого они превратились в кровавые. Первая мысль у пацана – пуститься в плач от обиды, половина хот-дога еще оставалась, но выпала из рук, как только его лицом в него макнули.
[indent]- Эй, слышь. Че там у тебя? Мамка на проезд дала, наверное? Гони давай, - заявляет высокий с длинными темными патлами длиной до самых плеч. Вонючий, грязный и потный ублюдок, вся рожа в прыщах, потому что не знает, что лицо мыть надо.
[indent]- Ха-ха, да-да, гони! Мамка-то точно дала, - писклявый голос у его другана, будто ему яйца прищемили дверьми в метро, и ведь надо, он и в самом деле так говорит, вот прямо так.
[indent]- Ха-ха-ха, ну ты и шутник, ему и свинья не даст, у него же еще стручок там даже не вырос, - а это уже третий, в косухе не по размеру ему, наверное, думает, что круче всех, потому что у него она есть, а у этих уродов нету.
[indent]- Слышь, ты че, не алло что ли? Деньги гони, уродец, - продолжает напирать патлатый. В одну секунду хватает пацана за грудки и приподнимает так, что у него ботинки от пола отрываются. Смотрит ему в глаза, а пацану обидно всё еще за хот-дог, там была целая половина, целая половина, которую ему отец дал!!! – Ало, бля! – трясет приставала пацана, а тот берет и в одну секунду пускает пальцы в кетчупе засранцу в глаза, да давит сразу на глазные яблоки так, что пиздец, со всей силы, что было. Длинноволосый роняет его и орёт. – Сука, маленькая сука, держите этого пиздюка, я ему ща лицо обоссу к хуям собачьим!
[indent]Пацан сразу кидается бежать – к отцу, в сторону его фургончика, бежит и плачет весь в ебаном кетчупе. Обидно и досадно, что половина хот-дога осталась там валяться на асфальте, эти подонки и прошлись, наверное, по нему, да не один раз, и бегут за ним, точно бегут.
У отца глаза на лоб вылезли, не понял издалека, что это все один кетчуп, испугался, что стряслось что-то серьезное. Вытер пацану лицо одной из рабочих тряпок, успокоил, мол будет у тебя еще хот-дог, чего разревелся? И пацан просидел весь день с ним, в его фуд-траке, поглядывая с опаской на улицу – в сторону, где углы зданий. Эти придурки, наверное, где-нибудь там прятались.
[indent]На следующий день отца найдут прохожие в подворотне – забили до смерти. Не ясно кто, не ясно как. Его сын, тот мелкий пацан, тогда был уже дома один, как обычно, такой у них был распорядок дня, ждал его, чтобы поужинать, но не дождался. Следующий ужин у него был уже с социальными работниками, они с ним разговаривали, выясняли, есть ли родственники у него, но их не было. В его мире был только отец, их маленькая квартира, его фуд-трак, ну и он сам. Больше никого.
[indent]В приюте пацан больше похож на загнанного в клетку зверя: чуть что и сразу защищаться, лишь бы ничего не отобрали и леща не отвесили, а такое бывало. Пару раз довелось, а дальше решил, что отец бы им точно не гордился, если бы знал, что он даже не сопротивляется. Он, кстати, не верил, что он умер, то, что эти люди ему наговорили – ну и что. Похорон же не было? А отец говорил, похороны всегда должны быть, если умер кто-то. Значит, никто не умер, а значит, ему наврали все.
[indent]Через год его берут в семью, хорошие люди, действительно хорошие, в этой новой семье у него и старший брат, и младшая сестренка. Полноценной семьи пацан никогда не знал, а тут словно рай какой-то – все есть, все добрые, не сильно обеспеченные, но ему это вообще побоку. Они с отцом жили на сущие гроши.
[indent]У каждого в доме своя забота, пацан, например, после того, как делал уроки, шёл отцу помогать в гараже, а рано утром выгуливал их старого пса Эрни. Район, где они жили, не сказать, чтобы был спокойным, но вместе с братом пацан чувствовал себя, как за каменной стеной. Они с ним лазали всюду, тот учил его всяким приемам из бокса, которые он подсмотрел по телеку.
[indent]Старшего брата звали Эштон, пацан его звал просто Эш, и он всю улицу держал потом в страхе: весь вроде такой нескладный, слишком долговязый, но силищи было просто пиздец. Мышцы, как камень, весь жилистый, массу им набирать было неоткуда – не сказать, чтоб их закармливали сильно, было на три приема еды – и хорош. А эти двое просто слонялись везде, им бы и поезда еды, чтоб наесться не хватило.
[indent]- Бля. Надо че-то делать, чел, - Эш балуется с каким-то старым ржавым ножиком, пока они с Харви валяются на крыше одного из зданий промышленного района. Солнце печёт так, что все тело уже взмокло – на майке грязные разводы, все пальцы в пыли и грязи. Они подрабатывают грузчиками в старом Бруклине, таскают мешки со всяким добром, тяжелым, конечно. – Я не хочу всю жизнь эти мешки сраные таскать.
[indent]- Что предлагаешь? – Харви делает глубокую затяжку, отбрасывая в сторону пустую пачку Эджфилда.
[indent]- Не знаю. Но один мой друг, - Эш садится и загораживает своей головой большой овал палящего солнца. – делает хорошее бабло. Незаконно, правда, но какая хрен разница? Нам законно никогда нормальные бабки не достать. А тут хоть шанс есть, прикинь, не эту херню курить, - он кивнул на упаковку сигарет, - а нормальные. Данхилл там, ЛакиСтрайк, и не чураться, что бляя, дорого, не будем брать…
[indent]Харви не нравится идея. Одно дело у себя в маленьком районе шугать кого-то, там знаешь каждый закуток, все права ввалить по заднице имеешь, а другое – нарушать закон. За это присесть можно и на бутылку, и в тюрягу, а может, сразу и туда, и туда.
[indent]- Чел, херня это всё. Не будем, ладно? Погнали. Мне надо Лэсли встретить, с кружка её, а у тебя еще смена.
[indent]- Подумай только, Харв. Ты только подумай!
[indent]И Харви думает, много думает об этом всём. Не сказать, что у него была тяга к этому всему дорогому, ну, порой хотелось, конечно, шикануть и вместо сраного Эджфилда покурить что-то другое, но что это, главное самое что ли? Он так не считал.
[indent]В этот же день он пошел встречать Лэсли с танцев в каком-то подвальном помещении в соседнем квартале от их дома, задерживается буквально на пару минут, а когда приходит, Лэсли нигде нет. Чудом слышно только какую-то возню в закоулке и будто писк кошачий, но Харви все равно идёт проверить, потому что танцевальный зал уже закрыт, и там точно никого нет больше. В тупике из кирпича и мусорных баков Лэсли, а над ней два придурка, один рослый мужик, а другой не сильно, она вся плачет, держится за свою одежду и от страха не может даже нормально закричать.
[indent]Харви думает не долго. Сначала дал пустой стеклянной бутылкой одному по башке, а потом впечатал её в лицо другому. В этот момент ему будто крышу снесло, он бил их до остервенения. Вроде не больно крупный, просто жилистый, а силы было так, будто в нём точно несколько быков заточили. Лэсли уже кричала вовсю даже не от того, что раньше случилось, а от того, что Харви все продолжал их месить и брызгать кровь в разные стороны без остановки. Он прекратил, когда уже только люди сбежались на её осипший крик. Одного забил до смерти, а второй остался инвалидом.
[indent]Харви посадили в тюрьму на десять лет, в обычную, хоть государственный защитник и напирал, что у парня точно было состояние аффекта, но Харви это отрицал, да и обследование не показало никаких серьезных психических отклонений. Он всё осознавал, всё помнил. Ему было восемнадцать лет тогда. Лэсли одиннадцать.
[indent]Когда Харви вернулся, Лэсли и Эш снимали квартиру в старом Бруклине. Ну как. Одна Лэсли, так как Эша уже давно не было видно, куда-то пропал, сказала сестра. Потом выяснилось, что он бежал от кого-то, и этот кто-то вышел на Харви, повезло, что он вышел раньше, чем до Лэсли дело дошло.
[indent]Выяснилось, что брат прилично задолжал местной банде. Харви нечего было им предложить, кроме рабочей силы в виде самого себя же. Только всё, что он умел, это таскать тяжести, да раздавать в табло, но этого хватило. Сначала он просто ходил по должникам, раздавал предупреждения, потом приходил с чем-нибудь вроде биты. А потом все стало еще серьезнее, но ставки были слишком высоки – плохие парни все время давили на Лэсли, а он не мог допустить, чтобы её тронули.
[indent]Пока сестра училась в университете и подрабатывала официанткой, Харви в свободное от походов по должникам время подрабатывал, где мог. Официально на работу брать его никто не хотел, оно было понятно, поэтому в один день он сдался и пришел к старшему на своей псевдоработе, мол есть чем подзаработать, не долг вернуть, а именно заработать деньги? Сколько там еще осталось до того, как долг Эша-то потухнет?
[indent]Старший подумал. Эштон был должен ему, потому что просрал последнюю партию товара, а точнее, украл её, как он считал. Этот вроде не похож на вора, да и рычаг давления есть – сестра. Того её наличие не смущало, все равно косячил, как не в себя, этот же вроде надежный, да и нет ему смысла подставлять, не так давно из тюряги вылез.
[indent]Они договорились. Харви договариваться было не в первой, в тюрьме часто приходилось, иначе никак не бывает. Сделаешь дело – станут уважать, а будешь прохлаждаться и отлынивать – получишь и повезет, если не в жопу. Он не чурался работы, никогда за свою жизнь, в тюрьме так же – только не за деньги, за сигареты и всякое такое.
[indent]И вот уже шестой год идет, как Харви делает «грязную» работу: пропесочивает кого нужно, убирает, кого надо. Как уж и что – его проблемы. Главное, чтобы работа была сделана и чисто, а Митчелл к этому относится серьезно: брат верно говорил тогда. По-честному никак не заработать, значит, надо так, как получается. Лэсли вот закончила институт, начала работать по профессии: работает в школе учителем литературы, но от Харви держится подальше.
[indent]- Харв. Нам не надо видеться больше, слышишь? – когда он только вышел из тюрьмы, она вся в пирсинге была, красилась, как рокерша, а теперь вся такая женственная, и Харви приятно на неё смотреть, он ею гордится. – Я боюсь, не знаю, что ты делаешь, знаю, что незаконное. А я не хочу проблем. Я видишь, с детьми работаю теперь? Мне плохо спится, когда я знаю, что кто-то там… ну…
[indent]- Да, знаю, - Харви всё понимает. Обидно и больно, но он всё понимает, она чертовски права.
[indent]- Так что давай это будет последний раз? И если уж что-то срочное, то сначала позвони.