Кораблекрушение — высшая степень беспомощности, высшая степень прострации и бессмысленности собственного существования. Находиться вблизи земли и не быть в состоянии достигнуть её; носиться по волнам и не иметь возможности выбрать направление, выбрать конкретный путь, нет сил найти пункт А и Б; опираться на нечто кажущееся твёрдым, но на самом деле зыбкое и хрупкое, быть одновременно полным жизни и полным смерти; быть узником неизмеримых пространств, заточенным между небом и морем; ощущать над собою бесконечность сводами темницы, тяжёлые кандалы на лодыжках и впивающиеся в кожу путы верёвок, оставляющие бесспорно роковые и гнилостные кровоподтёки и разводы тёмных звёзд; быть окружённым со всех сторон буйным разгулом ветров и быть схваченным, связанным и парализованным — такое состояние подавляет и рождает возмущение. Кажется, слышишь заразительный смех собственного сына, где-то на подкорках сознания. Тебя сковывает именно то, что помогает птицам расправить крылья, а рыбам свободно двигаться. На первый взгляд это ничто, а между тем это все. Зависишь от того самого воздуха, который колеблешь своим дыханием, от той самой воды, которую можешь зачерпнуть в ладонь. От ежесекундного момента ярости и злости, до неизмеримой любви, что окрыляет и заставляет всплыть на поверхность, утопая в этом всепоглощающем чувстве. Чувство, которое зовётся любовью.
Когда Мередит потеряла Лео, она поняла, насколько мелочными были её обиды на него из-за того, что он поздно вернулся или не отвечал на сотовый, или оставил сковородку в раковине с разбухшими макаронами и прилипшим сыром, а она уставшая после суточного дежурства, не спавшая и голодная приходит домой, убирает все это. И ведь фраза, что все познаётся в сравнении имеет свой вес и смысл. В сравнении, она сейчас бы простила ему все, лишь бы он был с ней рядом, сжимал её ладонь и просто дышал с ней в унисон. Мередит бы всё за это отдала, даже свою жизнь, лишь бы умирая, знать, что с ним все в порядке. Она не готова с ним проститься, она не готова отпустить этого человека. И одна только мысль, что её сын мёртв, заставляет её просыпаться ночью в холодном поту, чувствуя подступающий приступ горькой тошноты. Когда Райт одна и на неё никто не смотрит, она практикуется вышивая разнообразные хирургические швы: Альговера, непрерывный внутрикожный шов Холстеда и другие. Это помогает сосредоточиться, помогает забыться и тянуть время быстрее. По щекам иногда текут слезы, по уже давно изведанным дорожкам, по скуловой кости, по верхней челюсти, затем огибая нижнюю, падает на ключицу. Она их утирает и злится, что проявляет слабость, что сейчас время, когда плакать непозволительная роскошь. Иногда она просит кого-то потренировать её в стрельбе, ведь ей хочется выйти в поле, чтобы самой искать Лео. Иначе её пожирает совесть за то, что она сидит здесь совершенно без дела и нужна лишь тогда, когда приносят раненых на её импровизированный хирургический стол. Она вместе с Мэдисон проводит операции, останавливает кровотечения, зашивает. Затем руководит реабилитационным периодом пациентов. В такие моменты, Мер рада, что когда выбралась из больницы прихватила с собой целый рюкзак медицинских инструментов и препаратов, ведь сейчас они на вес золота. Но и этого не хватит надолго, но пока что они с подругой держат их медпункт в ресурсе. Эдвард часто говорит, как их лагерю повезло, ведь два хирурга это потрясающе, медики на вес золота. Только Райт чувствует себя бесполезной и беспомощной. Да, возможно, она преследует корыстные цели, но она продолжает утешать себя тем, что любой родитель бы сделал абсолютно тоже самое будь он на её месте. И она совершенно точно не успокоится, пока не увидит либо живого Лео, либо мёртвого в образе этих страшных и нечеловеческих мертвецов. И если он умер, то остаётся дело за малым. Просто пустить себе пулю в рот, чтобы никогда не стать подобной гнилью.
И сейчас Мередит зашла проведать молодого парня, которого привели несколько дней назад, у него была большая и глубокая резаная рана бедра, ей важно было удостовериться, что все заживает правильно, шов не разошёлся и не началась инфекция, иначе без ноги от него будет мало проку, как бы ужасно это не звучало. Работая в больнице, к ней поступало много жертв автомобильных аварий или взрывов, даже парочку военных, так что она знала, что ей необходимо было делать и как довести все до состояния реконвалесценции. Они с Мэдисон приняли решение провести первичную хирургическую обработку раны, ушили кетгутом, мелкие сосуды перевязали, а нервы сшили, чтобы чувствительность центральная и периферическая сохранились и закрепили все импровизированной лангетой. Далее обезболивающие препараты и контроль. Это все отточено до секунд, ведь есть определённые протоколы, по которым, на удивление, все ещё можно действовать, хоть иногда и приходится импровизировать. — Пока что все неплохо заживает, думаю ходить точно будешь. — говорит Мередит и давит улыбку, ведь парень молодой и ему не больше двадцати лет. А еще он немного напоминает ей Лео и от этого ещё больнее на душе, камень стягивает и тянет лёгкие, дышать становится тяжелее, но она делает глубокий вдох и выдох; это помогает. Мер старается дышать и успокаивается, как только на неё накатывает вселенская грусть и вопросы о справедливости и несправедливости того мира.
Когда она выходит на улицу, то слышит возбуждённые голоса. Много голосов и это её напрягает. Это мнимая надежда, что она выйдет туда и увидит до одури знакомое и любимое лицо сына, тихо прошепчет «Лео» и побежит сломя голову обнимать его, а затем, как полагается матерям, осмотрит его тело на наличие травм, а затем снова обнимет и прошепчет слова любви. Она познакомит его с каждым в лагере, они с Мэдисон обнимутся, ведь Лео тоже знает её, и эта мысль будет греть Райт по ночам; она не одна, даже в таком мире, где все пошло наперекосяк. Девушка осторожно идёт на голоса, замечает небольшую группу новоприбывших. Она никого не знает. Кроме двух. Пожилая женщина кажется ей довольно знакомой, она помнит эти острые черты лица и голубые, внимательные и осуждающие глаза. Она помнит как эта женщина морщит брови и кривит губы, говоря, что она не пара её сыну. Миссис Кейн, мать Конора, её несостоявшаяся, слава богу, свекровь. Когда они встречаются взглядом, Мередит прошибает. Она узнала Райт. Затем она отводит глаза на мужчину, который стоял к девушке спиной; всего доля секунды, она видит, как он оборачивается. Взгляд приковывается к похожим голубым глазам, но в них нет осуждения, в них сплошное удивление, как тогда полгода назад. Конор. Мер не верит своим глазам. Отец Лео стоит перед ней, буквально в семи метрах, а сына как не было, так и нет. Райт понятия не имеет что ей делать, то ли подойти, то ли уйти к чертям отсюда. Она замечает рядом с ним женщин и детей, двое старшие, дочери Конора. Девушка делает шаг вперёд, затем второй и уже смелее двигается к нему. Когда подходит, то не раздумывая крепко обнимает, ей это просто необходимо. Как заблудшему путнику в пустыне, найти оазис с водой. И это не галлюцинации, он совершенно настоящий, она ощущает рельеф его мышц, его руки, которые крепко обняли её в ответ. Он настоящий. Определённо, он живой. 
Это приободряет Мередит и вселяет какую-то надежду на то, что Лео можно будет найти. Конор и его девочки знают как он выглядит, может они общались до всего этого и он им что-то рассказал. Мер начала прокручивать варианты развития событий, но то, что она встретила Кейна здесь и сейчас, равносильно встретить сына. Это потрясающее ощущение. И плевала она на то, как его мать смотрит на это воссоединение, сейчас это бешеный огонёк надежды, который начал потихоньку разгораться в её тусклом сердце. — Конор! Боже, я так рада, что ты здесь! — прошлое её сейчас совершенно не волнует, он ей не чужой человек, он часть её жизни, часть её далёкой жизни. Возможно, что её объятия вызвали удивление и множественные вопросы у рядом стоящих людей, и Мер понимая это, отстраняется. — Всем привет. — говорит она чуть спокойнее и тише. — Все целы? Мне надо осмотреть каждого из вас на предмет укусов или ранений. Такие правила, увы. — когда все расходятся, она ведёт за собой всех в медпункт, осматривая женщин, детей и мать с отчимом её бывшего молодого человека. Они обмолвились парочкой кратких фраз, как и раньше, даже сейчас отношение этой женщины не особо поменялось к Мередит, что же, эти чувства очень даже взаимны. Когда приходит очередь Конора, Райт слегка улыбается. — Привет. Снова. Как самочувствие? Все хорошо? Тебя не ранили? — столько вопросов; как такое вообще возможно, наверное, самый важный. — Я очень рада, что ты здесь.