Люди, живущие в Квинсе, пусть не лучшим из районов Нью-Йорка и претерпевающие множество трудностей, но нам всяко лучше, чем скажем жизнь в кварталах Буэнос-Айреса. Ведь там, только за то, что ты живешь в таком месте людей, часто считают преступниками заочно, и постоянно подвергают дискриминации. У нас такого нет, бывают конечно стычки между подростковыми группами или бандами, но в большинстве своем все уже давно поделено и теперь лишь достаточно все это поддерживать, что бы не произошла новая эскалация насилия. Хотя и у нас многим, как и там перекрывают шансы на всякое улучшение жизни, но у нас мы оказываем сопротивление и не даем возможности провоцировать конфликты, как бы не хотелось некоторым расистским структурам столкнуть всех небелых между собой. Жить трудно в квартале где полно других групп и кланов, но мы все равно живем в суровых буднях, при этом, не теряя веры и надежды.
Но, думаю хватит с меня лирики, немного расскажу о моей семье и себе. Я был третьим ребенком в нашей большой семье: Альберто и Росита Диаз – наши родители, Диего – старший брат, который настолько угубился в «улицу», что она поглотила его, сделав закоренелым преступником и рецидивистом, не вылезающим из тюрьмы. Мануэла Диаз – моя любимая старшая сестра, и конечно же наш младший брат Хорхе, всеобщий любимчик в семье, за исключением Диего, наверное, он, наверное, и в глаза Мелкого не видел повзрослевшим, точно даже сказать не могу. И конечно же наша бабуля – Анна-Мария Диаз, самая старая в нашей семье и самая мудрая. Она знала все о каждом, даже про скелеты в наших шкафах, но никогда не рассказывала, а держала все в себе, Дай ей Бог еще долгих лет жизни...
Еще есть близкие – дядька, родной брат нашего отца и его семейство, но они живут далеко от нас и видимся мы не так часта, разве что кроме старшего его сына. Этот братец каждое лето, требовал, чтобы его привезли к нам, пока был маленьким, а потом и сам стал приезжать при любой удобной возможности.
К старшему брату я относился не всегда плохо, ведь он был для меня примером для подражания, пока не стало понятно, чем он занимается на улицах, у него в досье много чего накопилось с тех пор, он отдалился от нас, один раз даже отлупил меня, когда я вякнул, что он кретин и уголовник.  Тогда я видел брата в последний раз и появился снова он в нашей жизни совсем недавно за пару дней до всего этого кошмара с ожившими трупаками. И знаете, что? Я простил этого мудака, который забил на нас всех и не помогал и даже не интересовался всеми нами. Я заметил в его глазах что-то, что позволило мне думать, что Диего изменился. Хотя, возможно, я просто двинутый на всю голову баклан, который все еще пытается видеть в людях что-то хорошее и верить в это.
А ведь я мог стать кем-то иным, чем лидером очередной банды, пусть и вовсе не кровожадной, но приносящей немало хлопот местной полиции. Я фактически стал таким же преступником в глазах добропорядочных жирных американцев, платящих свои налоги. Вот только большую часть той добычи, что мы добывали мы себе не оставляли. Часть полученного уходило в местный детский приют, и в дом престарелых при католической базилике Св. Себастьена, в которой я пел с 9 по 14 лет, когда понял, что тоже должен зарабатывать деньги и кормить свою семью. Как бы мне не нравилось, но я стал все больше походить на брата, с той лишь разницей, что мои парни, как и я всячески старались избегать насилия, и надо сказать нам это удавалось, мы всегда уходили незамеченными и прихватить за жабры полиции нас не удавалось, хотя они пытались. Я помню тот шок, который испытала сестра, работающая к тому времени, когда до нее дошло за кем, стоят дела с ограблениями продовольственных складов и складов с медикаментами и ювелирных мастерских. И не меньший шок, когда она увидела куда все это идет. В приюте все знали нас и пусть священник и был не очень рад что мы не совсем честно добываем необходимое, но молчал, потому, что властям было плевать и на церковь, и на приют, и на стариков, живущих тут, к тому же с жестким криминалом мы не были связаны.
Но, есть еще один скелет в моем шкафу, ну точнее это, пожалуй, самое светлое в жизни, что со мной происходило.
Я был еще в старших классах, когда влюбился в девочку, это потрясающее чувство, когда ты забываешь практически обо всем… Ну, вот и забыли о предосторожности, короче произошло зарождение новой жизни, нашего сына, мы конечно скрывали все до тех пор, пока могли, но когда это стало невозможно, мне пришлось рассказать бабуле и она решила проблему, правда и я настоял на том, что я готов к ответственности за этого ребенка. Эстер была счастлива, что родители   восприняли неожиданность нормально и даже не были против моего участия в жизни ребенка, при условии, что никто не должен узнать до определенного момента, когда всем будет уже по-фигу, что бы не было сплетен и пересудов соседей и родственников. К этому я отнесся настолько серьезно, что ни мои родители, ни сестра с младшим братом до сих пор не знали о моей связи и о наличии у меня ребенка, разумеется кроме нашей бабули.
Пожалуй, я заткнусь и не скажу ни слова больше, потому что я устал говорить о себе, да и осталась лишь горечь воспоминаний, которые я был бы и рад вычеркнуть из своей головы, но никогда не смогу. Я всегда буду помнить младшего брата и маму, такими, какими они были до  всего этого пиздеца.
Да, и чуть не забыл, у меня рядом очень близкий друг из раннего детства, чуточку младше, но  бегала в детстве наравне с пацанами и всегда приходила в церковь с родителями на  воскресную службу, послушать хор. Боже, как давно это было. Одно могло разрушить дружбу, когда она попыталась завладеть моим  сердцем, но я лишь мог дать ей дружбу. Я же не мог тогда сказать ей, что я до сих пор люблю Эстер, мать моего сына... Мы на какое-то время  перестали общаться, но вскоре все встало на свои места. Потом она  уехала... И мы не виделись, но созванивались переодически... Кэсси Хоук это все о тебе.