ДЖИН ЭЙВЕРИ, 26
face: florence pugh
hozier feat. mavis staples - nina cried power
Группа или локация | Навыки и возможности |
Деятельность | Особенности |
если вам нужно руководство о том, как спустить в унитаз свою жизнь, то вы попали по адресу, оно будет с моей подписью. впрочем, не скажу, что меня в целом что-то не устраивало. дай возможность интроверту посидеть одному и он закроется на семь замков.
меня зовут джин эйвери, мне двадцать шесть, и мне нравится быть одной. я из тех людей, кто может соврать, что сильно занят, чтобы не утруждать себя сборами и не проводить вечер в шумной компании.
моя жизнь не отличалась чем-то особенным. среднестатистическая семья, строгие и требовательные родители, старшая сестра, дом с красивой лужайкой в благополучном спальном районе нью-хейвена. второй ребёнок, и, пожалуй, самый неудачный проект отца и матери. каково быть разочарованием собственной семьи, мне, конечно же, знакомо, но роль хорошей дочери мне было кому передать. моя старшая сестра айрис взяла эту ответственность за нас обоих. более удачливая, уверенная в себе, у неё всегда всё получалось. это и злило, и успокаивало одновременно, поскольку пока айрис постигала свои очередные высоты, на меня никто не обращал внимания. жить тенью айрис казалось мне тогда вполне неплохой перспективой, если это можно так назвать. впрочем, время от времени всё равно приходилось выслушивать нотации о том, что мне следовало бы брать пример с сестры, чтобы хоть чего-то добиться в этой жизни, но длилось это недолго, рано или поздно всё равно все восхищались айрис.
слишком неидеальная дочь идеальных родителей, и недостаточно идеальная сестра. менее любимый младший ребёнок, не оправдавший надежд.
иногда мне казалось, что я ненавижу айрис. слишком часто мне напоминали о том, кем я стать не смогу.
слишком часто мне снится тот день, когда айрис умерла.
мне было тринадцать, а сестре пятнадцать. мы были всего лишь подростками, которые любят сбегать из дома и залезать туда, куда взрослые запрещают.
летний день, который не предвещал никакой беды, ни облачка на небе, только жаркое солнце, от которого хотелось укрыться. друзья позвали нас на озеро, куда обычно нас не пускали без взрослых. большое и глубокое. мы прыгали с мостика, бесились и не думали ни о чём, как в один миг я услышала крик айрис. где-то на середине озера она билась в воде и просила ей помочь, но мои ноги буквально приросли к месту. я не могла ни пошевелиться, ни сказать хоть что-то. даже не дышала. к ней кто-то кинулся, но было уже поздно, из озера достали уже мертвенно молчаливую айрис.
стоит ли говорить о том, что этого родители мне не смогли забыть до сих пор? они об этом не говорят, но я вижу по их глазам, слышу в их речи и понимаю. я ничего не смогла сделать. они смотрят на меня и хотят видеть айрис. возможно, если бы на её месте оказалась я, всё было бы куда проще.
заменить айрис я тоже так и не смогла. последующие годы прошли как в тумане. закрывшись в себе, я перестала общаться с прежним кругом людей и проживала жизнь будто призрак. по началу все сочувствовали, зачем-то пытались со мной об этом говорить, но это лишний раз становилось поводом уйти ото всех подальше, закрыться в своей комнате и не выходить. дома стало тише прежнего. до сих пор слишком тихо.
время не лечит, оно лишь учит жить дальше с тем, что имеешь. кое-как отучившись в школе, я поступила в нью-йоркский университет на менеджмент. поймала возможность как можно скорее скрыться от собственной семьи. за очередной попыткой в самостоятельную жизнь. возвращаться домой хотелось меньше всего, просто потому что там меня не ожидало ровным счётом ничего, лишь прошлое, о котором не хотелось думать и вспоминать. не то чтобы смена места жительства заставила меня обо всём забыть, но мне было куда комфортнее находиться в другой обстановке, к тому же с родителями как-то не ладилось, просто не хотелось им мешать. иногда мы созванивались, порой я приезжала, но задерживаться там надолго становилось невыносимым. и дело не только в айрис, а просто потому что быстро устаёшь от родительского контроля и нотаций о том, что необходимо чего-то в этой жизни добиваться. в общем, классика. это злило и быстро надоедало, но у меня была возможность вернуться в нью-йорк, взять передышку перед тем, как меня осенит снова зачем-то вернуться в родной дом, ставший холодным.
с работой тоже особо не ладилось. я сменила много мест, одним из последних оказался зоомагазин. с животными всегда проще, они никогда не осуждают, лишь молча принимают всего тебя.
едва ли я вообще предполагала такие изменения, когда на очередное рождество загадывала желание. как там говорят?... бойтесь своих желаний! возможно, я была не достаточно точной. теперь уже поздно об этом думать.
я должна была уехать к родителям, но сначала работа, потом стадия отрицания, а до принятия я так и не дошла. так, в момент происходящего конца этого мира, я оказалась в неизвестности. что сейчас с моей семьёй в нью-хейвене, мне неизвестно. но я должна об этом узнать, вернуться к ним и быть рядом.
Мутно, как-будто совсем далеко, слышался знакомый мотив, вытягивающий сознание из омута сна. Звук становится всё громче и громче, до того самого момента, пока разум окончательно не вынырнул из тумана, и вот уже слышался отчётливо с правой стороны, практически у самого уха. Наконец, пока ещё в полудрёме, Марлена понимает, что это мобильный. Какое-то время ей ещё удавалось упорно его игнорировать, перевернувшись на другой бок, зарывшись поглубже под одеяло, но назойливый звон не прекращался, вынуждая вытянуть руку к тумбочке и, не открывая глаз, нащупать телефон.
— Алло... — Хриплым сонным голосом она заговорила в трубку. Если это Марко, то сейчас она выскажет ему всё, что думает о нём. Она ещё вчера сказала, что не возьмётся за эту работу.
— Доброго утра. Мисс Наполи? — Послышался незнакомый мужской голос. По крайней мере, потирая кое-как открывшиеся глаза, Марлена не могла признать в нём кого-то знакомого. — Я Еписком Лоренцо Ринарио. Ваш друг рассказывал вам обо мне.
Друг это, конечно, громко сказано. С образом жизни Марлены, друзей у неё нет вовсе. С Марко они несколько лет уже слаженно работали. Марко много понимал в искусстве. Он искал ей клиентов, договаривался о сделке, а Марлена выполняла работу. Впрочем, имя человека по ту сторону трубки, она припоминала, смутно, но ещё на «епископе» она уже всё поняла.
— Да... Я... Помню. Простите, но сейчас только... — Девушка обернулась к тумбочке. Ярко зелёные цифры будильника говорили о том, что сейчас ровно 6:20 утра. Кто вообще звонит в такую рань? Рекламная вывеска за окном в полумраке по прежнему раздражающе мигала. — Сейчас слишком рано.
— Я понимаю, прошу меня извинить, за то, что я разбудил вас, но этот вопрос очень срочный и не терпит отлагательства. Марко говорил вам о фреске, но вы отказались с ней работать. Мисс Наполи, я заплачу сумму больше указанной. Поймите, эта фреска очень важна для церкви.
Марлена вздохнула. Епископ ещё некоторое время красивыми словами описывал ей всю ситуацию, что сроки поджимают, никто не берётся за столь тонкую работу. Сама не понимая как, но Марлена согласилась, наверное, просто желая скорее отделаться от господина Ринарио. Потому что просто устала, что центр всего мира последние несколько дней сводился на этой треклятой фреске. Марко, конечно же, будет счастлив, изрядно потрепав нервы за последние дни. Он знал, что Марлена не работает с церковным антиквариатом, но всё равно упорно продолжал приводить кучу причин, почему её принципы не обоснованы, и что эта фреска даже не является иконой.
В девять часов она уже сидела в машине такси, загруженной необходимыми для её работы инструментами. По окну била мелкая морось, а серое небо говорило о том, что солнца сегодня не предвещается.
Всю дорогу она пыталась понять, почему эта фреска так важна, от чего такая спешка. Странно, что ещё какое-то время назад, она находилась в Станца делла Сеньятура, и вот некий епископ Ринарио озабочен скорой реставрацией. Впрочем, её не должно это волновать, но и особого удовольствия от работы она вряд ли получит, ей совсем не хотелось заниматься этим. Это неспокойное ощущение тревожило с самого момента, как она её увидела на фото, которое несколько дней назад ей прислал Марко. Тревожное ощущение доносилось из самой глубины, напоминая ей о матери. По пути Марлена ещё раз взглянула на фото. Было в этой фреске что-то, чего она не могла объяснить, приковывающее её взгляд и в то же время отторгающее своей мерзостью.
///Грехопадение.
Когда-то человек мог ступать по райским садам и наслаждаться любовью Бога, пока собственными руками не обманул доверие своего создателя. Ева вкусила запретный плод с Древа Познания, на этом бессмертие людей закончилось. Яркий пример того, как легко человеческое сознание поддаётся соблазнам. Ей хорошо знакома эта история, мама множество раз напоминала о ней. Всю жизнь мать старательно оберегала Марлену от любых помыслов, которые могли бы подтолкнуть её на греховный путь. Она думала, что оберегает, Марлена же сейчас вспоминает об этом исключительно с мерзким холодком. Это стало тем, что решило её судьбу, вселило страх к доверию и неуверенность в себе. Она не носит короткие юбки, не красится и практически не использует духи, потому что мама внушила ей, что так выглядят шлюхи, от них воняет грехом. За этим следовали очередные синяки.
Перед ней стояла эта фреска, внушительная по своим размерам, но в то же время лишь малая часть всего того, о чём на ней изображено. Марлена обошла вдоль изображения, всматриваясь в каждую мелкую деталь, которую ей предстояло очистить и восстановить. Хрупкие пальцы позволяли себе легонько касаться поверхности вдоль силуэтов Адама и Евы. Что-то из самой глубины дёргало по струнам и заставляло отдёргивать руку всякий раз. Не то в просторном зале церкви действительно было так холодно, не то по её коже пробегал холодок.
Хотелось как можно скорее выйти отсюда, как будто ей действительно здесь не место. На долю секунды ей показалось, что взгляд Евы обратился к ней, полный осуждения. Марлена отдёрнула руку, закрыла глаза и снова посмотрела на изображение. Ничего подобного, что ей показалось секундой ранее уже не было. Вот почему ей так не хотелось соглашаться на эту сделку.
Марко заплатит ей больше, чем должен.
Работы предстоит немало, фреску несколько веков никто практически не трогал, о чём говорит въевшаяся пыль и отсутствие элементов. Епископ Ринарио говорил ей о том, что работу нужно закончить как можно скорее, но как справиться с таким фронтом работ в сжатые сроки, Марлена не имела никакого понятия. Впрочем, торопиться особо она не собиралась, поскольку спешка в её работе могла обернуться не самыми лучшими последствиями. Наполи потерялась в моменте, как обычно и происходит. С головой ушла в работу, не ощущая холода, но это чувство время от времени будто взывало к ней из недр до боли знакомым голосом.
Тем голосом, который она услышала буквально за своей спиной.
Тем горячим еле ощутимым касанием. Её будто пронзило лёгким зарядом тока в самый затылок. Марлена вздрагивает, чуть не обронив кисть из своих рук. Отойдя в сторону, она оборачивается к тому, кто бесцеремонно выдернул её в реальность.
— Что, простите? — Хрипловато она спрашивает у него. Хоть Марлена и слышала его, но не понимала его слов. Этот голос... Лицо... Она видела его уже когда-то? Марлена подозрительно окидывает мужчину взглядом. Нет, имени его она не знала и вспомнить не могла, и едва ли они вообще были знакомы. — То, о чём Вы говорите принято считать ересью.
Марлена ещё некоторое время растерянно смотрела на молодого человека, после чего вернула своё внимание к изображению за своей спиной.
— И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. — Монотонно она повторила слова, которые когда-то отлично запомнила. — И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. — Её тонкая рука аккуратно провела кистью вдоль волос Евы, после чего замерла в невесомом положении. — Всем известно, что Ева была создана из ребра Адама и являлась его женой. Ни о чём другом Библия не говорит. — Марлена говорила эти заученные слова без ноты эмоций, какие слышала ранее от матери и от святого отца в церкви, которую они посещали каждое воскресенье. Слова, которые слышала всю свою жизнь.
— Мою?... — Она обернулась к нему, рассчитывая на то, что ослышалась. — Все мы их дети, не так ли?
Отредактировано Jean Avery (06.08.22 23:01:17)
