Мой отец Дональд Престон был сенатором США от штата Алабама 108 созыва, республиканец с консервативными взглядами, мечтающий о возрождении Невидимой империи Юга, и пропагандирующий белое превосходство. Да, в те далекие времена, когда родился и жил мой дед, черножопые боялись поднять взгляд на белого человека, не то что  раскрыть рот и  качать права, как сейчас.  Еще и мой отец застал те старые добрые времена белого юга, когда рассказы деда о судах Линча были семейной застольной традицией на день Благодарения, а принадлежность к Ку-Клукс-Клану не была позорным пятном в безупречной биографии банковского финансиста, а только открывала нужные двери.
Стоит ли говорить, что все это я впитал с молоком матери самого детства. Вы должны родится и вырости на Юге, чтобы понять меня  и ощутить эту связь времен, поколений и традиций.  Мы с младшим братом замотанные  в белые простыни частенько носились по старому дому 1857 года постройки и играли в “конфедератов”. Однажды мы спалили два гектара хлопкового поля, устроив казнь-сожжение прошлогоднего пугала, изображавшего беглого чернокожего раба, за что были нещадно биты дедом. За поле хлопка, разумеется, а не за наши жестокие игры.
Я родился в 1987, когда первые ростки пресловутой толерантности тянули свои хлипкие листочки к свету, черных уже нельзя было называть черными или ниггерами, а полагалось политкорректно и толерантно именовать афроамериканцами, расовая сегрегация постепенно исчезала, все любили Эдди Мерфи и “черные” комедии.
Добродетелью в моей семье всегда был труд, хорошее образование и вера. Я не подвел своего отца только в тех вопросах, что касались учебы, с верой как-то не срослось вовсе. Матушка всегда сокрушалась, что молитву за обеденным столом я читаю без искренности, ну да, так все и было. Закончив обычную школу, я поступил Йельский университет. Да, деньги играют немаловажную роль, но в целом учеба давалась мне легко и не была в тягость. Наверное потому что я на самом деле умный сукин сын.
Йель был выбран отцом не случайно, как университет, входящий в Лигу плюща, он позволяет обрасти полезными знакомствами и связями как в бизнесе, так и политике. Но в политику я не рвался, чем расстраивал отца и деда. И вроде бы мне светило перспективное будущее и место в совете директоров холдинга, учитывая кем был мой отец и размер состояния, принадлежащей ему компании “Alabama Can Company”, но как модно сейчас говорить: “а потом что-то пошло не так”.
Тратить деньги мне нравилось больше, чем их зарабатывать, потому я не особо горел желанием погружаться в семейный бизнес. Отец доверил мне часть своих дел и я даже провел пару успешных сделок, получив гонорар сравнимый с бюджетом какой-нибудь Банановой республики. Но горы финансовых отчетов, графики маржинальной прибыли и брокерские счета меня не увлекали.  Я все чаще стал пропадать на шумных вечеринках, отправлялся на Ибицу или многодневные секс-туры по Мексике или Кубе, катался на серфе на Большом барьерном рифе. Отец пригрозил лишить меня места в совете, но если честно мне было все равно. Моим девизом была фраза “бери от жизни все и сразу, завтра может не наступить” и я каждый день старался ухватить горделивую суку-фортуну за хвост. Отец рано или поздно скончается, часть его денег все равно будет принадлежать мне, хочет он этого или нет. Даже если в завещании он укажет, что не оставит мне ни цента, у меня есть запасный ход. Вы же помните, я все же финансист по образованию и часть принадлежащих мне акций нашей компании я уже вывел в офшоры, так что на виски с колой точно хватит.
Вы спросите как такой богатый белый папенькин сынок, прожигатель жизни и плейбой оказался в тюрьме? О, это самая интересная часть моей истории. Помните, я упоминал про Йельский университет и полезные знакомства? Вот это началось оттуда. Эл Кларк - это отец моего университетского приятеля, он один из основателей небезызвестной частной военной компании “Blackwater”, ныне известной как “Academy”, получающей от государства военные заказы. Крайне прибыльный бизнес, скажу я вам. Помимо гос.контрактов у “Academy” есть неофициальные источники дохода и сторонние контракты.  Последней новомодной фишкой стал так называемый “военный” туризм, который они впервые опробовали в Афганистане. Кому попало такие услуги не пиарят, но близкое знакомство и поручительство моего приятеля Алекса Кларка открыло мне дорогу в элитный “охотничий” клуб.  Вот на эту штуку я и подсел как на иглу. Каждый тур обходился мне в пару сотен тысяч долларов, но оно того стоило. Адреналин - он ведь хуже кокса.  Удовольствие от ощущения опасности, от реальности происходящего и безнаказанности,  это щемящее чувство в груди, когда смотришь в прицел, вдыхаешь запах пороха, ощущаешь жар в ногах, когда понимаешь что ты сделал. Кто-то охотится на животных, а я охотился на людей.
Для меня организовывали туры на Черный континент - Сомали, ЮАР, Конго, Судан - везде где идет какая- нибудь мало мальская война или междусобная грызня, была и моя пуля. У меня был почти постоянный консультант-сопровождающий и его группа, которые обеспечивали доставку, прикрытие и сам процесс охоты. Я был щедрым и удачливым клиентом, наемники в шутку звали меня поработать на них снайпером.
В общем на этих охотах я слетел с катушек где-то в возрасте 28 лет. 
В 2017 мы с Алексом Кларком открыли дочернюю компанию "Academy" и начали продавать небольшие партии оружия в обход международного эмбарго в те страны, где в нем остро нуждались - Либерия, Иран, Сомали, Уганда, албанским сепаратистам, боевикам Хезболлы,  колумбийским ультра правым и парамилитарес, которых колумбийские наркобароны используют как эскадроны смерти. До лавров оружейных баронов типа Монзир аль-Кассар или Аднана Хашогги нам было конечно далеко, но деньги были хорошие, через два года финансовый холдинг отцовской "Alabama Can Company" провел слияние с нашей компанией и мы с Кларком вошли в совет директоров.
А дальше случился 2021 год. Мы с друзьями сидели в баре на 5 авеню, отмечали новый год, крепко выпивали конечно и веселились. Помню, какой-то черножопый сделал нам замечание, потом помню, что откуда-то в руке оказался пистолет, а дальше границы реальности размылись. Я был пьян и обдолбан коксом, все было как в тумане. Жаль, но я почти не помню как убивал их. Помню лишь перекошенные черные лица, вспышки выстрелов и огонь, пожирающий все вокруг. Наверное, вы помните то громкое дело, которое почти год не сходило с экранов ТВ и разве что ленивый репортер не подтерся моим именем. “Расизм, расизм, расизм!” Кричали они. Белый расист в центре Нью-Йорка застрелил двух чернокожих на глазах у десятков людей! Ранил копа, чернокожего, кстати, и оказывал сопротивление при аресте! Движение BLM  воспряли духом, закидывая свежее говно в вентилятор, правда до размаха Фергюсона и похорон Флойда не дотянули, но беспорядки были.
О, а этот суд!  Видели бы вы этот клоунский ебаный продажный присяжных заседателей, где из 12 присяжных 10 было черножопых. Где ваша ебаная справедливость?  Меня как Христа показательно распяли в назидание иным белым и для успокоения взбудораженного черножопого населения страны. Это по сути было политическое дело, которое не предусматривало иного  исхода. Против меня сыграло абсолютно все, даже семейный альбом, где я был сфоткан в нежном возрасте трех лет в белом ночном колпаке, в котором обвинитель от штата Нью-Йорк усмотрел намеки на ку-клукс-клан. Обвинители не нашли достаточных доказательств и не смогли обвинить меня в убийствах, совершенных на территории иных стран, но и эти подозрения подлили масла в огонь.
Ну и само собой наш с Алексом Кларком бизнес накрылся жопой и только связь Эла Кларка с ЦРУ и Пентагоном позволили погасить в зародыше новое расследование ФБР.
И даже свора дорогих адвокатов, нанятых моим отцом, не вытащили меня. Пятьдесят лет. Сука! Пятьдесят ебаных лет мне вкатали! По совокупности.
А то, что двумя месяцами позже чернокожий подросток убил целую семью белых в пригороде Нью-Йорка - продажные толерантные политкорректные твари от прессы молчали. Белая семья, убитая черным подростком-наркоманом стала простой строкой статистики, а два черножопых убитых мной - показательным судебным процессом. Вот вам и справедливость. Не это ли черный расизм?
Около года шло следствие и суд, в первых числах 2022 мне вынесли окончательный приговор и отправили отбывать срок в тюрьму Вернон Си Бейн. Это огромная баржа, стоящая на вечном приколе у острова Райкерс на Ист-Ривер в Нью-Йорке. Это единственное послабление, которого удалось добиться адвокатам. Если бы я оказался в тюрьме Райкерс на упомянутом острове, меня бы давно убили там. В тюрьме-барже Вернона Бейна я продержался почти три года, там было больше белых и сидельцев с малыми сроками по немокрушным статьям. Почти сразу я прибился к группе скинхэдов, и лишь с ними мог ощущать себя в некой безопасности.  Но все равно постоянные провокации вынуждали драться, пару раз я реально сражался чтобы выжить.  Карцер или одиночная камера казались мне раем земным и я постоянно стремился туда попасть.

Так прошло почти три года. Оставалось еще сорок семь лет срока, и думаю, если бы не эта странная болезнь, что скосила девяносто процентов заключённых, меня бы все равно прикончили тут. Но знаете, я благодарен этому вирусу и тому, кто его сделал. Вирус списал судимость, объявил неожиданную амнистию и подарил свободу, о которой я уже и не мечтал. В середине мая вирус добрался и до нашей тюрьмы, наверное принесли вольнонаёмные или охрана. Конечно, первые больные оказались в лазарете, а потом, когда они все сдохли и восстали, когда начали бродить по коридорам, нападая на живых и ещё не заболевших,  мы оценили всю прелесть жизни за решеткой. Через пять дней от начала локального тюремного апокалипсиса мне и ещё двоим удалось добраться до причала, где мы нашли катер охраны. В общем долго рассказывать да и у каждого из выживших есть своя похожая история, куда как интереснее моей. Теперь я обитаю на икеевском складе в Бруклине, пока здесь хватает еды и воды, у нас есть оружие, но не осталось надежды. После того как боевые самолёты на наших глазах разнесли мосты и расстреляли людей на набережной Манхэттена прошла неделя. Мы не видим в небе ни самолётов, ни вертолетов, ни даже дронов, а линкор "Авраам Линкольн" что маячил в устье Гудзона снялся с якоря и ушел в океан. Означает ли это, что болезнь прорвала карантин и пошла дальше? Или наоборот все закончилось, и скоро город очистят от мертвецов? Мы не знаем.